Алкогольная тематика в российской музыке – от шансона до рок-н-ролла

«Веселие Руси есть пити» эта эпохальная фраза летописи «Повесть временных лет» древнерусского летописца Нестора не потеряла актуальности и в наши дни. Несмотря на то, что главными пьяницами планеты считаются финны и ирландцы, Россия во все времена ассоциировалась с разгульными алкогольными вакханалиями, уважаемыми всеми слоями населения.

Начиная от петровских «ассамблей» с дикими пьяными утехами и заканчивая современными «тусовками» на Рублёвке с морем элитного алкоголя, любое значимое событие на Руси сопровождается обильными возлияниями. Второй неизменной составляющей любого застолья являются сольное и хоровое пение, которые в наши дни перекочевало в многочисленные караоке клубы. Сочетание этих двух традицией обусловило неизбежность присутствия алкогольной тематики в российском музыкальном творчестве. А если учесть тот факт, что наш народ пьёт как с радости, так и с горя, обилие опусов с неизбежной «рюмкой водки на столе» становится вполне понятным.

Тюремно-блатные песни. Благодатное поле для плясок «зелёного змия»

В российской тюрьме особо не разгуляешься – эта аксиома заставляет сидельцев постоянно мечтать о двух главных удовольствиях воли – выпивке и женщинах. Более того, яркая разухабистая гулянка в ресторане давно стала признаком удачливого преступника, презирающего деньги и готового ради одного шикарного «забега в ширину» пойти на преступление с последующей отсидкой. Соответственно тюремное творчество и отразивший его «русский шансон» буквально пропитан алкогольными парами.

«Бутылка вина – не болит голова…», «Там у соседа славно пьют, а что не пить когда дают», «Помню в детстве я приучен был к стаканчикам», «В захолустном ресторане где с пятёркой на ура…» - таких цитат из популярных песен шансонье можно легко набрать с сотню. При этом сами исполнители подобных напевов тоже любили при случае как следует «принять на грудь».

Наиболее ярко алкогольная «романтика» проявилась в песнях Владимира Высоцкого, Александра Розенбаума и Владимира Токарева. Но если Владимир Семёнович, страдая хроническим алкоголизмом, негативно относился к этому «бичу народов русских», то весёлый эмигрант-усач Вилли до сих пор рекламирует русскую водку как лекарство от любых болезней.

Чтобы понять глубину трагедии Высоцкого, понимавшего, что его губит алкоголь, достаточно вспомнить две известных песни «Конечный человек» с его надрывом:

Лежу — так больше расстоянье до петли,

И сердце дергается, словно не во мне,

Пора туда, где только «ни» и только «не».

Пора туда, где только «ни» и только «не».

И ещё один «крик души» - глубоко драматическая песня «Сыт я по горло»:

Не помогли ни Верка, ни водка.

С водки похмелье, а с Верки - что взять?

Лечь бы на дно, как подводная лодка,

И позывных не передавать.

Такие вымученные строки вряд ли можно назвать алкогольной рекламой, скорее, наоборот. Самый плодовитый и известный поэт-исполнитель Советского Союза вообще избегал любых положительных сентенций в алкогольной тематике. А его мощнейшая сценическая песня «Две судьбы: Кривая и Нелёгкая» заставляет всерьёз призадуматься о страшных картинах белой горячки.

Не до жиру - быть бы живым, -

Много горя над обрывом,

а в обрыве - зла.

"Слышь, Кривая, четверть ставлю -

Кривизну твою исправлю,

раз не вывезла!

Ты, Нелегкая, маманя!

Хочешь истины в стакане -

на лечение?

Тяжело же столько весить,

А хлебнешь стаканов десять -

облегчение!"

Игривым противовесом этим готическим прозрениям выступает мощная когорта славящих гимнов типа аппетитного токаревского запева:

К черту всех врачей и их советы вечные

Я отказываюсь пить бурду аптечную

И налью стаканчик чистой русской водочки

Астраханскою закушаю селедочкой!

Такие призывные мотивы хорошо воспринимаются любителями хорошего застолья, не знающими ужасов алкогольной зависимости. И наоборот – подобные песни с отвращением слушают те, кто «вначале пил из бутылки, а потом бутылка стала пить из него».

«Выпьем за любовь!» Алкогольная романтика на российской эстраде

С развалом Советского Союза и появлением рыночного музыкального бомонда алкоголь медленно, но верно стал проникать в творчество российских композиторов и исполнителей. Началось всё с безобидных «Глаз цвета виски» в исполнении изящной Натальи Ветлицкой, и продолжилось малиновым вином и тостами за любовь, провозглашаемыми вечно усатым влюблённым «дельфином». А закончилось массовым заболеванием «рюмкой водки на столе», быстро превратившей Григория Лепса в миллионера.

На самом деле конъюнктура этого богатого рынка быстро стала диктовать необходимость включения в тексты многих песен пары-другой слов об алкогольных напитках. Тем более, что российские граждане к тому времени уже успели познать такие зарубежные изыски как виски, текила, ром и джин. Однако в головах обычных россиян по-прежнему плескались пары классических «родных» напитков. Поэтому и Вика Цыганова с её «Русской водкой» и группа «Дюна», весело тонущая в своём море пива, подолгу занимали ведущие позиции в песенных рейтингах.

Скромное рок-н-ролльное застолье. Не всё алкоголь, что горит!

Казалось бы, советские и постсоветские рокмены должны просто фонтанировать алкогольными рифмами в своих песнях. Но на удивление сорокоградусная стихотворная лирика в массовом употреблении нашла себя исключительно в творчестве группировки «Ленинград». Именно эта эпатажная команда примерила на себя звание самой «бухловой» и отвязанной музыкальной банды, не пускающей в эту нишу никого из посторонних вот уже более 20 лет.

По сравнению с «Ленинградом» стихотворно-музыкальные эксперименты всех остальных рок-коллективов кажутся детским утренником. Ну разве можно по впечатлению на слушателя сравнить железобетонные строки знаменитого шлягера Шнура «Я алкоголик и долбанный придурок!» с наивно лирическим опусом группы «Сплин»:

Он пyстил коpни в теле моем, пpевpатился в pастение,

В сpедy мы сели за стол, а тепеpь воскpесенье.

Алкоголь отпyстил меня,

Алкоголь не пpостил меня,

Он веpнется опять гоpло мне обжигать,

Алкоголь, твою мать.

Не менее ласково звучит на фоне ленинградского алкогольного забоя лёгкое заигрывание с «зелёным змием» бессмертного Виктора Цоя: «Мама-анархия, папа – стакан портвейна!». И уж совсем по-детски обещает публике в своей замечательной песне Юрий Шевчук «Я завтра брошу пить!». Одним словом бесшабашный «Ленинград», подобно легендарной Авроре, дал залп из всех своих орудий по этому бастиону, лихо приватизировав алкогольную тему на долгие годы. К слову, умелое музыкальное использование «слабой точки» русского народа сделала многих участников этого проекта весьма состоятельными людьми.

Широким бреднем с мелкими ячейками по алкогольным мотивам прошёл хитроумный ловец душ Борис Гребенщиков, который, по собственному утверждению, к этому зелью был вообще равнодушен. Однако практически каждый диск БГ включает оду возлиянию, за исключением эпохальной кантаты «Мама, я не могу больше пить!», сочинённой уже в зрелом возрасте. Но вся алкогольная река у гуру советского рока представляет собой скорее дань молодым годам, когда любой «квартирник» или «тусовка» не обходились без классического портвейна «Три семёрки» или, как минимум, разливного безбожно разбавленного пива.

В этот же период сильно страдающий от одиночного пьянства Майк Науменко упорно обходит алкогольный аспект в своём творчестве. А вот покончивший собой Александр Башлачов щедро рассыпает перед «зелёным змием» страшные в своей обреченности будни русского алкоголика. «Спим да пьём сутками и литрами, не поём – петь уже отвыкли мы…» - эти яркие строки буквально вонзаются ядовитыми стрелами в каждую советскую кухню, на которой многие граждане привычно чахнут за поллитровками и чекушками.

В целом песни об алкоголе и застольях продолжают пользоваться успехом у большинства населения нашей страны, в каком бы контексте ни звучало упоминание «огненной воды». Однако поэты и композиторы, пострадавшие от огня «зелёного змия», предпочитают воздерживаться от хвалебных ноток, иногда напоминая в своих песнях жутковатыми образами пагубные последствия застольных излишеств.

Голиков Олег Игоревич,

крымский писатель, журналист