Быстрый, ловкий, словно акробат. Пульсирующий грубой сексуальностью. Это тот самый голос Роберта Планта, который не спутаешь ни с кем.
Я хотел, чтобы мой голос был теноровым саксофоном. Я хотел быть Коулмэном Хоукинсом. Я хотел быть Декстером Гордоном.
Роберт Плант
Планту было всего 19, когда в 1968 году он присоединился к группе Led Zeppelin. Тем временем он уже был известен как «Дикий блюзмен из черной страны» (The Wild Man of Blues From the Black Country) в окрестностях английского города Бирмингема. Его в ту пору новый альбом Band of Joy назван по имени одной из самый первых групп, в которой он играл. Сейчас вы можете услышать, как сильно было влияние его раннего творчества на его музыку.
«Это довольно сложно – я действительно стал тем, кем я стал, в Америке. Я был сделан именно тут», говорит сам Плант. «Еще ребенком – как и многие британские музыканты – я чувствовал резонанс американской музыки. Все это так привлекало меня, радовало меня в детстве. Возьмите всю эту музыку, добавьте что-то еще, смешайте, снова добавьте по вкусу более лощеный американский doo-wop или поп – вы можете услышать это на Band of Joy. Если вы послушаете песню братьев Келли (the Kelly Brothers) Falling in Love Again, то услышите этот сладкий, нежный звук».
Сейчас Плант уже 40 лет в музыке, но тогда он только начинал познавать ее. В одном из интервью ведущая шоу All Things Considered Мелисса Блок (Melissa Block) спросила у него, как он ищет новые идеи для написания песен?
«За все эти годы я услышал столько много песен, что мне кажется, написать что-то еще – неприступная крепость», сказал Плант. «Когда тебе всего 20 и ты экспериментируешь с громкостью и динамикой, это просто фантастически. Но это время проходит и дальше вам приходится ограничивать себя, а также думать о том, что бы такого сделать, чтобы это сработало».
На альбоме Band of Joy песня Silver Rider, кавер Планта на одноименную композицию инди-рок группы Low настолько ограничена, насколько вы можете себе представить.
Плант никогда не учился пению – он просто пел.
«Подростком я развозил газеты, зарабатывал немного денег, чтобы выписывать из Цинциннати в Ворчестершир какие-то записи», рассказывает певец. «У меня был оригинальный релиз пластинки Джеймса Брауна (James Brown) Live at the Apollo – его голос был абсолютно невероятен. А потом из радиоприемника, который я прятал под подушкой, я услышал, как Смоки Робинсон (Smokey Robinson) исполняет Way Over There. Тогда я подумал: «Что это? Это – настоящее. Это то, как люди выпускают все из себя, когда поют». Это произвело на меня неизгладимое впечатление. Я должен был попробовать себя и приехать в Америку».
«Нас было так много – белых английских детишек, и у нас не было никакой культуры», утверждает Плант. «У нас не было ничего, никаких истоков, кроме тех радиосигналов, то появляющихся, то пропадающих вокруг дома твоих родителей. Мы слышали всю эту музыку и хотели играть так же. И, если честно, бесславно проваливались в этом плане».
В данный момент в это невозможно поверить – человек, спевший Whole Lotta Love, «бесславно провалился»? По словам Планта, он был очень правильным ребенком и делал то, что его просили родители. Наверное, тогда он еще не нашел тех самых истоков. Но сейчас музыкант утверждает, что когда он сейчас слушает ранние записи Led Zeppelin, то слышит «рано повзрослевшего подростка, смотрящего в толпу, крутящего задницей и думающего только о том, что сегодня будет на ужин».
Голос Роберта Планта, сплетающийся с гитарными соло Джимми Пейджа (Jimmy Page). В том же интервью Мелисса Блок спросила у Планта – оказала ли гитара влияние на стиль его исполнения?
«На самом деле, то чрезмерное использование вокала, которое я впоследствии выработал у себя, зависело от того, в какой тональности написана песня», говорит Плант. «Много песен были написаны в ми-тональности или ля-тональности – если вы их исполняете, вам волей-неволей нужно вытянуть это ми. На одних шоу все получалось, на каких-то нет и приходилось обращаться за подмогой. Иногда в таких случаях я притворялся, что что-то недослышал, потому что в принципе ставил себе высокую планку и пытался ей соответствовать. Некоторые из таких вокальных перформансов были весьма непростыми. Чтобы исполнять песни как следует, мы немного хитрили, увеличивали ритм и таким образом подходили к концу песни. В те годы я пытался прыгнуть выше головы. Тогда у меня бывали как и потрясающие моменты, так и невероятные провалы».
В каком-то смысле голос Планта и сам стал музыкальным инструментом, но музыкант не хочет сравнивать его с гитарой Пейджа.
«Странно говорит об этом. У голоса нет такой гибкости, как у гитары», говорит Плант. «Хотя в свое время я хотел, чтобы мой голос был как теноровый саксофон. Я хотел быть Коулмэном Хоукинсом. Я хотел быть Декстером Гордоном. На самом деле я считаю, что некоторые музыкальные инструменты гораздо лучше могу выразить все те электрические импульсы, проносящиеся у вас в голове. Например в записях пост-бибопа можно услышать это непревзойденное владение техникой. Но для певца это совсем другое. Вам нужно пропевать слова и слоги, вы работаете с темами, текстами».
Рассматривая диапазон Планта и стиль его исполнения, невольно удивляешься, как у него вообще остался голос.
«Я никогда не останавливаюсь, не задумываюсь о чем-то. Поэтому разговаривать с вами – в своем роде откровение», признается музыкант. «Я никогда даже не думал о таких вещах, как голос, исполнение. Когда вы стоите в студии, когда перед вами висит микрофон, пленка крутится, а ваша группа играет с вами, вы просто делаете это. Вы находитесь там, где в данный момент это важно. Я не могу говорить о своем творчестве просто так, запросто: «А вот так я сделал вот это или это или это». Потому что даже если бы я не попал в Led Zeppelin, в то время, да и сейчас, существует столько шансов прославиться. Карьера, время, за которое вы ее строите, - это великий дар. Но мой голос… Да как я вообще знал, что я могу с нм делать? Послушайте меня сейчас – я звучу как Хоуги Кармайкл (Hoagy Carmichael). Я доволен тем, кто я делаю, так что, наверное, если я заткнусь на пару дней, все равно смогу неплохо петь и дальше».
